— Если вытащим парней, в долгу не останусь, — бросает северянин уже из седла, подбирая поводья других лошадей.

— Проставишься, — усмехаюсь я. — Только вино бери получше. Не к тебе одному Громовик с молотом заглянул…

Серое небо на глазах заволакивает тучами еще плотнее, тусклый свет просачивается сквозь них, рассеиваясь по пути. Отчего же мне тогда кажется, что на лице ухмыльнувшегося Виннара глаза поблескивают из глубокой тени?

Деревня отсюда примерно в паре миль. Хозяин выстроил постоялый двор у дороги, но так, чтобы и путники мимо не прошли, и деревенским недалеко было. Дорога неплохая, с утра приморозило, и мы быстро въезжаем в деревню. Наконечник стрелы на крыше церкви видно издалека: он тускло золотится, грозя низким тучам проткнуть тяжелое от воды брюхо. Деревня будто вымерла. Ни лая, ни мычания скотины, ни один мальчишка не выскакивает полюбопытствовать на проезжающих всадников.

У очередного двора я останавливаюсь, слезаю с лошади и под вопросительным взглядом Виннара поднимаю увесистый камень. Будка не пуста, в глубине хорошо виден рыжий мех. Треск! Камень отлетает от доски, но собачонка не выскакивает следом, чтобы поднять тревогу на всю деревню. Подойдя ближе, тыкаю свернувшийся рыжий клубок меха концами ножен. Тихое поскуливание — и больше ничего.

— Погоди, я сейчас, — говорю подошедшему Виннару и рукой в кожаной перчатке вытаскиваю за шиворот небольшого остромордого щенка, похожего на лисичку. Щенок повизгивает, пряча морду и поджав лапы к брюху, но глаза у него чистые, нос холодный и шерсть блестящая. Совершенно здоровая собачонка, только напуганная донельзя. Стоит опустить на землю и убрать руку, как она влетает обратно в будку.

— И что? — интересуется Виннар, нетерпеливо встряхивая поводьями.

— Ничего, — пожимаю плечами я, возвращаясь в седло. — Просто глянуть хотел.

— Глянул? Тогда поехали…

Он неглуп, Виннар-северянин. И если мне придется работать, увидит куда больше, чем хотелось бы показать чужаку. С этим надо что-то решать. Но он поминает бога грозы и йотунов, а Единый пришел на север еще позже, чем к нам. Ладно, подождем, пока прояснится хоть чуть-чуть. Собаки напуганы, люди то ли ушли, то ли тоже попрятались. Птицы… На каждом дереве вдоль дороги неподвижно нахохлились пернатые комочки. Синицы, свиристели, зимородки, крапивники. Они сидят молча, не перелетая с места на место, не пытаясь устроить привычный переполох. И Виннар, тоже заметив это, передергивает плечами:

— Весело тут, как на погосте.

На погосте, положим, бывает куда веселее. Да вот хоть три ночи назад… Но не буду же я ему об этом рассказывать.

— У меня подкова в кармане, — продолжает он. — Как думаешь, поможет?

— У тебя меч на поясе, — напоминаю я. — Это поможет точно. А в Аугдольве есть фейри?

Он долго молчит, потом снова расчесывает бороду пальцами и, наконец, отзывается:

— Альвы. Мы зовем их альвами. Раньше было куда больше, а теперь… Они уходят. Чем больше церквей — тем меньше их.

— Но ты поминаешь Грозовика и его молот, — негромко говорю я.

— Ты тоже, — хмуро отвечает он. — Все мои предки пьют брагу у Одноглазого. В нашем роду не принято уходить с постели и без меча в руке. Что же мне, быть первым, кто не расскажет предкам новости, сев рядом за столы Вальхаллы?

— Вряд ли ваши конунги думают так же, — могу только ответить я.

— Значит, мне больше браги достанется, — хмыкает он. — А они пусть идут к своей благодати. Или йотунам в зад! Что за фейри, как думаешь?

Я пожимаю плечами.

— Мальчишка сказал, что это она, да еще и с дудочкой. Пока не знаю. Может, глейстиг, может, еще кто из темных дев. Но вряд ли Дивная Госпожа из холмов. Те в людские дела не лезут.

Если только им не нужен кто-то из людей, — насмешливо подсказывает память. Уж Керен точно был наполовину из Дивных. Но об этом мы не говорили. Никогда. Если это глейстиг, Виннар вряд ли получит своих парней назад живыми. Темные Девы пьют человеческую кровь. Но зачем глейстиг церковь, и куда все подевались? Перед тем, как въехать на пригорок, где стоит храм, я лезу в карман и половиню свой букетик. Неудачно выйдет, если Виннар попадет под чары фейри. В драке тех, кто рядом, надо беречь как можно дольше, они прикрывают тебя собой. Он берет у меня ломкие стебли, смотрит вопросительно.

— Спрячь под одежду, — говорю я. — Это земля Единого, но раз ты в него не веришь, вряд ли он тебе поможет. И держи меч поближе — это тоже холодное железо.

Он кивает, пряча траву и сухие ягоды за отворот куртки. Я рассовываю свою долю по перчаткам. А потом мы подъезжаем к церкви.

Каменная коробка в высоту больше, чем в ширину, от этого длинное строение кажется стройным спереди и тяжелым, приземистым, сбоку. Островерхая крыша с крутыми скатами, стрельчатые узкие окна, забранные цветными витражами… Круглое окно над дверью обращено на восток, ловя первые лучи солнца. На крыше, как и положено, стрела в круге. Наконечник недавно золотили. И деревянную дверь с резьбой ставили заново: дерево светлое, не потемневшее от времени. Я смотрю на место, где придется работать, стараясь не упустить ни малейшей детали. Лишних знаний не бывает, не ведаешь, что и когда может пригодиться — я помню. Вокруг церкви ведьмиными метлами растопырили корявые голые ветви деревья. И ветви эти усыпаны темными пятнами. Большими, куда крупнее, чем в деревне. Вороны. Похоже, они со всей округи слетелись сюда, к церкви, перед которой застыло несколько людей. Священника нет… Может, я и зря ищу кладбищенского гуля в каждой тени, а инквизиторского пса в любой шавке, но не понравился мне вчера местный святой отец. Очень уж него взгляд был характерный, будто поверх прицела арбалета...

Прежде чем подойти к ним, Виннар тщательно вяжет поводья лошадей к ближайшему дереву. Я привязываю рядом Уголька. Он, конечно, и так никуда не уйдет, выучен, как умеют учить коней только эшмарцы, но всякое бывает. А распустить хитроумный узел — дело пары мгновений, только дернуть по-особому. Вспоминаю, как во сне распускал шнуровку на рубашке Керена — щеки обдает жаром. Знал же, что этот сон к неприятностям…

Люди перед церковью стоят тесно, кучкой, и, подойдя поближе, можно понять — почему. Светловолосый тощий рыцаренок издалека так похож на Ури, что меня мороз по коже пробирает. Только Ури не носил легкого доспеха. Он вообще оружия не носил… И сколько еще я буду вздрагивать, заметив светлые волосы? Доспехи на юном хозяине здешних земель старые, как бы ни прадедушкины, зато начищены так, что сияют ярче стрелы на церкви. Двое крепких мужиков, одетых по-простому, в меховые куртки и штаны, замерли по бокам. То ли прикрывают, то ли… удерживают? Ха! А ведь точно — лапищи на плечах рыцаря не зря. Неужели рвался подвиг совершать? Понятное дело, я бы в его возрасте тоже рвался. Непременно. Только я в его возрасте уже был у Керена. Сколько ему, семнадцать? И где его отец или кто постарше? Ладно, потом. Еще — низкий полноватый человек в темной длинной котте. Священник? Нет, стрелы на груди не видно. Да и многовато два священника на такую деревушку. Хотя храм у них немаленький, богатый храм. Но это не заслуга деревни, на постройку церквей дает деньги епархия. Местный люд разве что трудится на строительстве бесплатно, а лорду положено их кормить. И все довольны… Четверо, значит. Из всей деревни и близлежащего замка.